Ризница
В интервью журналу «Ризница» председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон рассуждает о том, какое место милосердие занимает в современной церковной жизни.
— Вы прошли в Церкви немалый путь: были священником в годы гонений, затем в дни церковного возрождения стали епископом. Как Вы полагаете, в чем особенность церковной жизни в наши дни, что самое радостное, а что вызывает печаль?
— Особенностью церковной жизни в наши дни является то, что Церковь стала свободной. Это — самое радостное. А печаль вызывает то, что во времена гонений люди, ходившие в храм, были более ответственными, более серьезными. Сегодня же в храмы приходит огромное число людей, но многие из них не ценят того, что у них есть, и не меняют свою жизнь в соответствии с заповедями Христовыми.
— Благоукрашение храмов — дело богоугодное?
— Красота далеко не всегда зависит от количества золота, которым покрыт купол. Красота — это не дорогие материалы. Она может быть и простой, и даже нищей. Об этом часто забывают. Надо искать эту красоту и думать не только о благоукрашении храмов, но и о людях, которые в них ходят. Можно истратить на внешнее благолепие все деньги, которые у нас есть, но если не помогать людям, которые приходят в Церковь — многодетным семьям, пожилым, которым, может быть, трудно дойти до храма; если не тратить деньги на воспитание и образование детей — то в конце концов храмы могут остаться пустыми. Важно думать в первую очередь о внутреннем содержании церковной жизни. О красоте тоже надо думать, но она не должна быть кричащей роскошью.
— Из чего должно составляться церковное благосостояние?
— Самый лучший способ содержания храмов, священнослужителей, хоров — добровольные пожертвования прихожан. Это не плата за требы, не надежда на крупных благотворителей, не прибыль от работающих при храме предприятий. Люди, составляющие общину прихода, должны жертвовать часть своих средств на содержание храма. Это очень важный принцип. Потому что иначе священники бывают вынуждены брать деньги за совершение треб, церковных Таинств, что вызывает соблазн, критику со стороны людей, далеких от Церкви. Если бы каждый член общины жертвовал, допустим, десятую часть своих средств на храм, такой проблемы бы не было.
— А это реально?
— Возьмем для примера храм cвятителя Николая в Кузнецах. Этот приход содержит Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, а также фонд, который ежемесячно помогает тремстам многодетным семьям. Храм прекрасно украшен. И все требы там совершаются бесплатно. В нашем больничном храме требы также бесплатны. Но я даже не буду называть ту сумму, которую мы тратим на содержание детских домов, патронажной службы, богадельни, службы помощи бездомным. Это деньги, которых никакими требами не заработаешь.
— Это все помощь богатых прихожан?
— Не только. У нас есть Общество друзей милосердия, в которое сейчас официально входит более двух тысяч человек. Эти люди ежемесячно жертвуют сотую часть своих доходов на социальные программы — и благодаря им мы каждый месяц собираем около двух миллионов рублей. За деньги мы отчитываемся, публикуем информацию о доходах и расходах на сайте www.miloserdie.ru, у нас все прозрачно. Конечно, я не против предприятий, не против помощи крупных благотворителей — но сбор пожертвований должен быть на первом месте. Он должен стать основой церковной экономики.
— Благотворительная работа в Церкви сегодня становится все активнее. Как Вы считаете, в чем причина?
— Слава Богу, социальная работа у нас сегодня инициируется Священноначалием — в первую очередь, Святейшим Патриархом Кириллом, без инициатив которого было бы невозможно поставить на такую высоту и служение милосердия, и другие стороны церковной жизни. Но многое исходит от мирян. И в 90-е, и в нулевые годы возникло множество общин, где люди собираются вместе для помощи другим. Это и сестричества милосердия, и церковные детские дома, богадельни, патронажные службы и т.п. В этом служении участвуют даже дети, которые по праздникам приходят в больницы и поздравляют пациентов, устраивают благотворительные акции: продают свои поделки, чтобы собрать деньги на лечение какого-то ребенка.
— Сегодня и в светском обществе все шире распространяется такое явление, как волонтерство: кто-то заботится о детях или стариках, кто-то помогает полиции искать пропавших без вести. Как Вы полагаете, что движет этими людьми?
— Волонтерами движет естественное для человека сострадание, сочувствие к беде другого. Его не истребили годы безбожия, десятилетия, когда социальная работа была монополизирована государством и в дома престарелых, в детдома никого не пускали. Милосердие вложено в наши души Богом так же, как и сама вера. Мы верим в Бога потому, что Он есть. И мы помогаем людям, потому что Бог дал нам любовь. Господь не стал бы призывать нас любить ближних, если бы Он не дал нам такой способности, не научил нас этому. Совершая добрые дела, люди зачастую сами не осознают причины своих поступков — но через это они приближаются к Богу и понимают, что ими движет Богом данная любовь.
— Вы много работаете с молодыми людьми, девушками, желающими помогать ближним и обучающимися этому. Многим ли из них удается сохранить стремление к доброделанию?
— Такое стремление сохраняют не все — но не потому, что эти люди перестают делать добро, а потому, что у них меняется жизнь. Иногда обстоятельства требуют от человека отдачи всех его сил так, что их не остается ни на что другое. Скажем, многодетная мама или человек, у которого больны родственники, зачастую не могут помогать другим — они сами нуждаются в помощи. Но очень многие продолжают служить милосердию. Наше сестричество при храме святого благоверного царевича Димитрия существует уже 20 лет, и в нем есть сестры, которые пришли сюда еще в начале 90-х годов. Здоровье у них уже не так крепко, как раньше, многие подорвали его подвижнической жизнью, но стремление к доброделанию у них по-прежнему сильно.
— Один из центров милосердия в Москве — Марфо-Мариинская обитель. Как Вы полагаете, насколько перспективно в наши дни это направление?
— Марфо-Мариинская обитель милосердия — явление в нашей жизни исключительное. Она была создана подвигом святой преподобномученицы Елисаветы Феодоровны — святой, равной или подобной которой я не знаю. Воспитанная на Западе, она восприняла все лучшее, что западная традиция накопила в сфере благотворительности и социального служения. Приехав же на Русь, будущая святая восприняла самое ценное, что есть у нас, — православную веру. Она стала искренне верующей православной женщиной. Это соединение западного опыта и православной веры делает обитель преподобномученицы Елисаветы уникальной. Ее неповторимость — и в личных качествах самой Елисаветы Феодоровны. Я не знаю людей, которые могли бы, подобно ей, после смерти мужа, тело которого она собирала буквально по частям, прийти в тюремную камеру к убийце и позаботиться о его душе, сказать, что принесли прощение от убитого.
И еще. Преподобномученица Елисавета смогла создать обитель, потому что у нее были огромные средства и помощь со стороны ее сестры — императрицы, со стороны высшего света. Ее просьбы не могли игнорироваться. У нее принимали лучшие профессора.
Поэтому, повторяю, Марфо-Мариинская обитель — явление уникальное. И для того чтобы продолжить существование этой обители на современном этапе, Святейший Патриарх благословил, чтобы ее ядром все же была монашеская община, которая бы координировала служение милосердия, а уже вокруг нее собирались бы помощники из мирян. Марфо-Мариинская обитель еще не устроена до конца. Устроить эту жизнь весьма непросто. И создавать подобные обители, наверное, тоже сложно. Есть сестричества, которые объединяют женщин, не принявших монашества, — но они не живут вместе. Случая, чтобы сестры-мирянки решили жить вместе, я не знаю. Так что Марфо-Мариинская обитель — это уникальный опыт. Она и просуществовала в своем первоначальном виде — до революции — всего десять лет. И что будет дальше — покажет будущее.
— А, собственно, на что должен быть больше ориентирован монастырь сегодня: на внутреннюю духовную жизнь или на миссионерство и благотворительность?
— Монастырь, конечно же, должен быть ориентирован на внутреннюю духовную жизнь. На то он и монастырь, что это не приход, не миссионерский стан, не сестричество. Здесь главным является служение Марии: молитва, участие в церковных службах, аскетические подвиги, умерщвление плоти, борьба со страстями. Но внутренняя духовная жизнь может дать и миссионерский эффект, и вылиться в благотворительность. В обителях люди особенно гостеприимны, туда часто приходят люди, ищущие духовной жизни, ответа на свои вопросы, и обретают их. Но без молитвы все остальное будет лишено силы. Именно молитва дает монахам благодать быть настоящими миссионерами, жертвенно заниматься благотворительностью, отдавая нуждающимся все, а не некую часть, как это делают спонсоры. Поэтому монастырь должен быть ориентирован именно на молитву.