Протоиерей Николай Данилевич / Facebook
Почему не надо бояться других христиан, в чем проявляется христианский «стиль жизни» и что получает священник, который выступает от имени Церкви в межконфессиональных конфликтах – рассказывает заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Украинской Православной Церкви протоиерей Николай Данилевич.
Раз уж попался на Божий «крючок», лучше с него не спрыгивай.
— Отец Николай, можете ли вы согласиться с мнением, что, если Бог коснулся сердца человека, никакие злые бабушки или невнимательные священники уже не собьют с пути? И как было в вашем случае?
— Соглашусь абсолютно. Бог ведет к Себе разными путями. И если Он позвал, человек обязательно придет. Один мой однокурсник по академии так говорил: «Раз ты уже попался на этот Божий “крючок”, лучше с него и не спрыгивай…» То есть Господь тебя «ловит», но для твоего же блага. Или, лучше сказать, зовет, призывает.
Что касается меня, то я к вере не «приходил», я в ней родился. Родом я из Западной Украины, Ровенской области, а люди у нас там, в основной своей массе, церковные: даже в советские времена ходили на службы. И наша семья на большие праздники обязательно шла в храм.
Помню, интерес к вере, к Богу у меня и в детстве был. Но классе в девятом я вдруг ощутил огромное внутреннее побуждение, прямо зов, голос души: «Ты должен ходить в храм!» Ну, раз должен… Взял и пошел.
Раз, другой, с бабушкой — потому что она точно знала, как в церкви правильно себя вести. Но это внутреннее, невербальное побуждение не утихало. И я начал спорить: почему мне нужно регулярно ходить в храм, а, например, мои одноклассники так часто не ходят? Но в сердце и дальше продолжал безапелляционно звучать тот же зов: ты должен ходить в церковь.
Хорошо, согласился я, как крещеный православный христианин, я и вправду должен. Стал бывать на службах, узнавал о вере все больше и больше, пономарил и читал на клиросе, и мне это было интересно.
Но едва исполнилось шестнадцать, в десятом классе, как почувствовал уже другой зов: «Ты должен поступать в семинарию». И снова я стал возражать: «Послушайте, всё понимаю, каждый крещеный человек должен жить по-христиански, ходить в храм. Но необязательно же для этого становиться священником! Можно ведь просто быть хорошим христианином…» «Переубедить» внутренний голос мне не удалось, в итоге я согласился и стал готовиться к поступлению в семинарию.
Сейчас, оглядываясь назад, понимаю: у меня был выбор, я мог не согласиться. Но осознаю и то, что это было призвание. Бог зовет, но не заставляет. Он позвал — я подискутировал, но ответил согласием. И вот я здесь.
В письме мэру Москвы я сделал все возможные ошибки
— Уже ровно десять лет, как вы священник, много лет работаете в Отделе внешних церковных связей. Что больше всего запомнилось из перелетов, переездов и стран, где пришлось за эти годы побывать? С какими удивительными людьми довелось встретиться?
— Прежде всего, мне очень повезло с учителями. Вообще, священник — это человек, которого воспитывают, формируют разносторонне. Он должен уметь всё: проповедовать, служить, петь, руководить, с людьми общаться.
Моя alma mater — Почаевская духовная семинария. Любовь к богослужению у меня именно оттуда. Великим постом мы вставали в 4:30 утра, в 5:00 уже были на полунощнице. Я как-то подсчитал, что на первой седмице поста в день у нас бывало по 12 часов богослужений! Помню, стоим рядами в Успенском соборе Лавры, опускаемся на колени, и на весь храм слышно, как хрустят суставы. Вот как люди друг за другом делают земные поклоны, так и разносится это хрусь-хрусь-хрусь. Встали, опять кланяемся, и снова этот звук…
Да, было и сложно, и уставали очень, но сейчас те времена я вспоминаю с огромной радостью. И до сих пор, несмотря на объем бумажной работы, которой приходится заниматься, чувствую особую потребность в служении Литургии — я к ней не могу привыкнуть. Занимаясь чем-либо на протяжении недели, всегда жду выходных, служу и причащаюсь каждое воскресенье, где бы ни находился, хоть на Ямайке.
После Почаева была учеба в Московской духовной академии. Запомнилось, как пел в легендарном хоре у архимандрита Матфея (Мормыля). Он строгий очень был. Я стоял от него по правую руку, в баритонах — кто пел у о. Матфея, знает, что это значит… Права на ошибку не было! То, как я сейчас служу, — плод его трудов. И когда слышу на службе других священников, по подаче голоса сразу узнаю «стиль отца Матфея».
Что касается работы в Отделе внешних церковных связей, то все приходит с опытом. Сдержанности и ответственности за сказанное и написанное пришлось учиться. Помню, на первом курсе академии у нас была риторика, которую вел преподаватель из МГУ. Однажды он дал нам домашнее задание: представьте себе, что вы — настоятель на московском приходе, к вам едет Лужков (тогда — мэр Москвы), и его необходимо встретить приветственным словом. На следующий урок мы все должны были представить наши приветственные слова. Так я написал хуже всех: все ошибки, которые только можно было, сделал!
Тогда я и подумать не мог, что когда-то придется писать официальные тексты, выверять до запятой и говорить на камеры так, чтобы не дать повода «ищущим повода» и вместе с тем правильно донести позицию Церкви…
За годы учебы и работы интересных людей довелось увидеть очень много. На самом деле, каждый человек — это целый мир, у каждого чему-то можно поучиться. Надо только уметь этот мир видеть. Я боюсь кого-то особенно выделить, чтобы не обидеть остальных очень достойных людей, которых Господь посылал и посылает мне на жизненном пути.
Но из необыкновенных, выдающихся личностей сразу вспоминается Патриарх Болгарский Неофит. Столько благородства в этом человеке, в его поведении, манерах! Он сам по себе высокий, статный, благолепного вида. А то, что у человека на сердце, отображается и на лице. Я его несколько раз видел — и до того, как стал священником, и после — и при встрече он всегда меня узнавал, называл по имени, и это было очень приятно. И не только меня он помнит, но и очень многих людей.
Тепло вспоминаю уже покойного архиепископа Афинского Христодула. Очень энергичный, с прекрасным чувством юмора, он был пламенным патриотом Греции. Его часто критиковали, но, на мой взгляд, он как раз является примером нам, священникам, как надо безбоязненно и смело вести людей за собой.
Особым примером для меня остается наш ныне покойный Блаженнейший Митрополит Владимир. Он был и пастырь, и дипломат, и администратор — такое сочетание качеств не часто встретишь в одном человеке.
Наш Блаженнейший Митрополит Онуфрий. Не ищет популярности, не старается быть модным. Для него интересы Церкви — превыше всего. Он спокоен, потому что уверен, что пребывает в Церкви. Ему важно быть верным Церкви, он ведет Церковь и считает, что это мир должен приспосабливаться к Церкви, а не Церковь к миру. Основные «теги» его проповедей — Бог, Христос, Евангелие, духовная жизнь, вера, молитва. И это вызывает уважение.
Совершенно особым является мир греческого православия — миряне, священники, монахи, архиереи. Было и много других людей, о каждом из которых можно говорить долго и подробно.
Не нужно бояться других христиан
— Путешествия по миру, знакомство с другими христианскими традициями не вызывали ощущения, что где-то верят «лучше», «правильнее», чем у нас?
— Когда ехал учиться в Италию, друзья предостерегали, чтобы я там католиком не стал…
— Вот вы улыбаетесь, а это довольно расхожее, кстати, мнение.
— Но там я, наоборот, еще больше утвердился в православии!
Зачем нужны межхристианские встречи? Во-первых, есть много мифов о православии, которые необходимо развеивать. Во-вторых, нужно знать свое, чтобы не бояться сравнивать его с чужим. В другую веру могут перейти те, кто по-настоящему не знает своей веры, кто неглубок в своей вере. И боязнь, о которой мы говорим, именно от незнания и проистекает.
Не нужно бояться, нужно просто больше узнавать. И когда ездишь, общаешься с другими христианами, видишь многие формы проповеди Евангелия, которые можно заимствовать, учиться в каких-то моментах быть более открытым миру, когда это возможно и необходимо.
Но проблема в том, что часто христиане хотят быть не только открытыми, но и нравиться миру. А мир, как говорится в Священном Писании, — это вражда против Бога. Нельзя нравиться тому, что Богу враждебно. Да, в какой-то момент, возможно, получится стать популярным, но бояться быть не популярным тоже не нужно.
Этим, кстати, иногда страдают западные христиане: стремясь быть модными, они переходят черту. Для нашей Церкви характерна строгость и консервативность, Церковь не меняется, сохраняет традицию. А люди в нынешнем переменчивом мире как раз стремятся найти то, что не изменялось бы постоянно.
Думаю, в этом отношении мы должны уподобиться пчеле, которая собирает с цветов все самое лучшее — нектар, перерабатывает его и делает мед. Не забирает мед из чужого улья и переносит в свой, а изготавливает мед сама своим трудом.
— Верующих часто упрекают в том, что они не являются «светом миру», как к тому призывает Господь. Как вы думаете, почему так происходит?
— Много есть достойных христиан, но каждого человека Господь открывает по-разному — когда он готов открыться и когда люди могут это воспринять. Да, все на христиан смотрят, но не все их видят.
Недавно во время командировки в Германию я служил на приходе в Гамбурге и после службы общался с прихожанами. Среди них была женщина, преподаватель, родом из Запорожья. Она только недавно начала воцерковляться и делает первые шаги в духовной жизни. И я был глубоко поражен, как она отзывалась о верующих.
«Я заметила, что люди, которые ходят в храм, внутренне светятся, — так она сказала. — У них есть то, что мы по-немецки называем “маестетиш” (по латыни maestatis) — величественность. Они ходят прямо, с ровной спиной. Они выглядят так уверенно! Они знают, что с ними Бог, и излучают этот свет. И ты думаешь: Господи, может, и я когда-нибудь буду… такой?»
Эти ее слова я хорошо запомнил, и они как раз являются иллюстрацией того, о чем вы меня спрашиваете. Женщина, еще нецерковная, приходит в храм и видит в церковных людях свет. Поэтому я и говорю, что настоящих христиан много, и Господь открывает это тем, кто готов увидеть. Та женщина в Гамбурге оказалась готова.
Что лично мне как священнику в людях верующих нравится — честность, открытость и искренность. Они понимают, в чем их проблема, честны сами с собой, даже если эта правда о себе им и неприятна. Ведь очень часто человек только и делает, что оправдывает себя, тем самым обманывает себя и в конце концов сам же себя и перехитрит.
Думаю, мы не должны никому ничего доказывать, но быть самодостаточными. Христианство — это стиль жизни. Да, вот так мы живем, и в этом чувствуем себя счастливыми. Хочешь узнать, как это? — «Прииди и виждь». Не хочешь — твой выбор.
В этом, на мой взгляд, заключается миссия мирян. Когда они живут полноценной церковной жизнью, это уже является проповедью для окружающих. И своим прихожанам я говорю: от вас очень многое зависит. Потому что если в храм зовет священник, считается, что у него просто «работа» такая.
А между прихожанами и людьми нецерковными нет психологического барьера, и человек внешний посмотрит-посмотрит да и задумается: «Почему этот ходит в церковь, а я нет; почему он молится, живет этой жизнью, а я нет? Ведь между нами нет никакой разницы. Может, и я так смогу?»
Важно Церковь понять, а не обвинять
— Часто приходится слышать, что людям стыдно за Церковь, стыдно быть православным. Как вы думаете, чего в нашей церковной жизни действительно нужно стыдиться, а на что стоит просто посмотреть под другим углом?
— Мне кажется, важно постараться понять Церковь, а не огульно ее обвинять. Тем более, что Церковь — это не я и ты, она объединяет очень многих людей. Она — мать для всех, и об этом тоже нужно помнить.
Чего действительно стоит стыдиться, так это отречения от Бога, от Церкви. Церковь и Христос, может, и не тождественные понятия, но очень близкие. И настоящая жизнь со Христом невозможна без жизни в Церкви. Мы так считаем, так мы веруем.
Но мне странны слова, что можно стыдиться своей Церкви. Я могу чего-то в ней не понимать, с чем-то могу не соглашаться, но я рад, что я в Церкви. Важно находиться в Церкви не как в какой-то корпоративной структуре, а как в Теле Христовом, видеть в Церкви Христа.
Безусловно, в церковной жизни присутствуют человеческие моменты, ведь это богочеловеческий организм. Однако скажу вам абсолютно откровенно: много лет находясь очень близко к центру принятия решений, я не наблюдаю там какой-то грязи. Наоборот, вижу очень хороших людей вокруг.
Мне неинтересны церковные сплетни, интриги. Я просто несу свое послушание, делаю свое дело. Понимаю, что человеческий элемент присутствует, и в принятии каких-то решений это надо учитывать.
И все-таки в Церкви я вижу больше позитива. Негатив, часто придуманный, большей частью присутствует в СМИ, чем в самой Церкви. Зная ситуацию изнутри, понимаю, почему то или иное событие произошло именно так, но вижу и то, что СМИ раздувают скандал умышленно, специально продуцируют ненависть.
— Ровенщина, откуда вы родом, всегда «славилась» межконфессиональными конфликтами. Вы видели их вблизи?
— К сожалению, да. Помню, еще когда учился в Почаевской духовной семинарии, мы с хором как-то раз поехали на приход недалеко от Почаева служить с тогда архиепископом (ныне митрополитом) Тернопольским Сергием. Там сложилась конфликтная ситуация: настоятель, пожилой священник, хотел перейти в раскол. Было это году в 1996 или 1997-м.
Служба так и не состоялась: часть прихожан не пустила владыку, нам удалось забрать антиминс, и после эмоционального общения с активными местными жителями мы вынуждены были уехать. И, знаете, я тогда впервые столкнулся с тем, что ненависть и вера в мифы напрямую связана с малообразованностью. «Вот, вы Москве деньги шлете!» — твердят свое селяне и ничего слушать не хотят.
На самом деле в основе всех конфликтов лежит, прежде всего, отсутствие любви, уважения, а потом и ненависть. И самое страшное — когда ненависть возникает между христианами.
Предрасположены к ней, как правило, националисты любых мастей: украинские, российские, греческие, турецкие — любой радикальный настрой лишает человека спокойствия в сердце. А христианин должен сохранять умеренность во всем. На мой взгляд, христианин может и должен быть патриотом, но не националистом — иначе он уже не христианин.
— Священников, которые занимаются вашим типом работы, иногда называют церковными дипломатами. Вы общаетесь со многими и разными людьми, которые не всегда благосклонно относятся к Церкви. Удается ли сохранять спокойствие в таких обстоятельствах, и если да, то как?
— Действительно, в мои обязанности помимо прочего входит общение с внешним миром. Приходится объяснять, коммуницировать, доносить позицию Церкви, содействовать диалогу. Меня иногда называют церковным дипломатом, но мне не нравится это название. Если бы я стремился стать дипломатом, то пошел бы учиться не в семинарию, а в институт международных отношений. Но мне хотелось быть именно священником.
Когда-то я перестану работать в ОВЦС, завершу преподавательскую деятельность, но священником быть не перестану. Любая должность, карьера - это все поверхностно, а священство – навсегда, это уже твоя вторая природа.
Отсюда ответ на вторую часть вашего вопроса. Священство и произрастающее из него чувство ответственности за слова и действия помогают вести себя спокойно и умеренно. Часто приходится вступать в дискуссии, в том числе и на эфирах. Но во время дискуссий стараюсь никогда не переходить на личности, критикую идеи, но не людей, которые эти идеи артикулируют.
Да, по роду послушания в Церкви я церковный чиновник. Моя работа – документы, официальная переписка, бумаги… Но есть и другого типа «бумаги» — записки «о здравии» и «о упокоении». В них аккумулирована боль человеческая и просьбы молитв. И именно эти «бумаги» являются для меня самыми важными, позволяют всегда помнить, что, прежде всего, я - священник и пастырь.