Красоту Киево-Печерской Лавры можно не только увидеть, но и услышать.
Звон ее колоколов издревле был музыкальным эталоном для украинских бандуристов. Рассказывают, что на Пасху они собирались в Лавре, чтобы настроить свои инструменты под церковный перезвон. Но самое большое музыкальное сокровище обители — это древний Киево-Печерский распев. Знаменитое лаврское пение приводило в восторг великих композиторов и до сих пор является эталоном церковной музыки. Как удалось возродить древние певческие традиции в монастыре и почему полезнее петь на клиросе, чем стоять в храме, нам рассказал регент хора Киево-Печерской Лавры архимандрит Поликарп (Линенко).
— Как удалось братии монастыря возродить древние лаврские традиции церковного пения, прерванные в советское время в связи с закрытием обители?
— Старцы, которых выгоняли из монастыря, верили в то, что Лавра еще откроется и возродится. Они молились об этом и старались хоть что‑то сохранить для возрожденной обители. Например, тогдашний уставщик Лавры, игумен Феодосий (в схиме Антоний), все годы, пока Лавра была закрыта, скитаясь по квартирам, носил за собой шесть мешков с партитурами и богослужебными книгами. И когда Лавра открылась, то вся эта библиотека, и нотная, и чтецкая, была передана сначала в Митрополию, а потом нам. Это был базовый материал.
Кроме того, до нашего времени дожили несколько монахов — клирошан старой Лавры, которые знали лаврское пение. Это схиигумен Агапит, схиархимандрит Феофил. Но самую ценную помощь в возрождении старых обычаев, напевов и уставных особенностей нам оказал, конечно, приснопамятный отец Спиридон (схиархимандрит Дионисий). В партитурах лаврского обихода даны в основном праздничные песнопения. А отец Спиридон сам напевал все будничные напевы, которые использовались на простодневных службах, и тогдашний наш наместник, владыка Ионафан (который тоже был патриотом лаврского пения), записывал их на ноты. Мы это разучивали и учились исполнять на клиросе.
— Чем Вам запомнились монахи старой Лавры?
— Конечно, это великая милость Божья, что мы видели, как живут настоящие монахи, слышали, как они у своих старцев обучались этому всему великому искусству быть православным христианином.
Одним из живых хранителей печерского пения, тех, кто пел в старой Ларве и дожил до открытия ее в 1988 году, был схиигумен Агапит. Причем, он уже был 70‑летний старичок, но голос у него был сильный и звонкий как у юноши. Вот такой был дар Божий. В 1994 году мы служили акафист Успению Божией Матери. Отец Агапит пел на нашем клиросе. Это была как раз пятая седмица Великого поста. Батюшка уже до конца Литургии не оставался, еле‑еле, кряхтя, спустился с клироса. Я ему говорю: «Батюшка, вы ж вечером приходите канон Андрея Критского петь. А он повернулся ко мне, и из‑за плеча говорит: «Приду, приду». Но вечером уже не пришел. Утром после Литургии мы пришли к нему, а он уже умер. Руки сложил на груди и в левой руке четки. Всё. С лаврского клироса пошел на небесный клирос.
Архимандрит Спиридон (Лукич) жил в Лавре еще до закрытия. Его отец погиб в Первую мировую войну, и мама в шесть лет отдала его в школу при Ионинском монастыре. Он обучался иконописи. И ему это в ссылке помогло. В лагере батюшка работал не на лесоповале, а расписывал игрушки.
В 1924 г. Киево-Печерская Лавра была передана обновленцам, поэтому многие монахи переселились в лаврские пустыни. В частности, настоятель архимандрит Ермоген вместе с духовником лаврской братии схиархиепископом Антонием (Абашидзе) проживали в Китаевой пустыни.
Таким образом, основная Лавра переместилась в Китаево, и в Троицком храме пустыни богослужение совершалось по лаврскому уставу. Настоятель рассказывал, что во время одной из служб два хора по обычаю вышли на средину храма петь стихиру. Пели, пели и... сбились. А почему сбились? Потому что от умиления расплакались. Вот так тогда пели на клиросе.
— Сколько сейчас певчих в Киево-Печерской Лавре и каков их режим дня в монастыре?
— Певчих у нас человек по 12 на каждом из двух клиросов. Но для пения на некоторых службах мы приглашаем дополнительных певчих и даже смешанные хоры. А на братских Литургиях мы делимся и иногда поем квартетами. Большинство клиросных монахов несут параллельно еще и другие послушания. Основная часть певчих у нас — священнослужители. И, естественно, никто их не освобождает от священнических обязанностей — седмичного служения, совершения Таинств, общения с людьми. Покойный отец Спиридон говорил, что в старой Лавре особенное внимание уделялось певчим Великой церкви (Успенского собора), так называемым великоцерковным клирошанам. Они жили в отдельном двухэтажном корпусе, который до сих пор называется певческим корпусом. И благочинному вменялось в обязанность накануне всенощных бдений проходить по корпусу и проверять, чтобы как минимум два часа каждый певчий поспал перед большой, в особенности ночной, службой. Но сейчас таких правил уже нет. Мы сами, как можем, выкраиваем себе часы сна и отдыха.
— Лаврская певческая традиция передается из уст в уста. Но при этом неизбежны ошибки начинающих клирошан, которые мешают стройному пению. Как Вы с этим боретесь?
— Наверное, это самые первые проблемы, с которыми сталкиваются все клирошане, и самые насущные проблемы, которые есть у регентов. Как совместить ответственное отношение к пению и снисходительность к немощным людям, я не знаю. Хочется, все‑таки, чтобы побольше народу пело на клиросе. Чем больше певчих, тем пение получается торжественнее. Тогда ощущается единство мистического Тела Христова. Можно собрать четырех самых опытных певцов и прекрасно петь, но мы не вправе так поступать. Ведь с самого начала пение — это голос всей Церкви.
В древности на богослужении пели все христиане. Понятно, что качество этого пения было не очень хорошее, поэтому и отделили людей, у которых было больше музыкальных способностей. Так появился клирос. Но все рано хочется, чтобы пело как можно больше людей. Потому что, для человека полезнее петь на клиросе, чем просто в храме стоять. Иногда я служу молебны для прихожан, и меня до сих пор удивляет, что люди, которые регулярно посещают храм, не могут ничего спеть, не знают, когда сказать «Господи, помилуй», а когда «Подай, Господи». В крайнем случае, могут «Аминь» вовремя сказать. То есть люди стоят на службе, но, по сути дела, участия в ней не принимают. По моему регентскому мнению, это катастрофа.
— Приходится ли Вам наказывать провинившихся певчих?
— Меня этот вопрос тоже волновал. Потому что делаешь замечание певцам — обижаются, не делаешь замечания — разъезжаются в разные стороны, и такое пение получается — хоть святых выноси. И это же в первую очередь мне грех, что я как регент не могу построить хор и создать гармонию.
Я прошу преподобных отроков Леонтия и Геронтия, чтобы вразумили. Но у нас сейчас более актуальны вопросы дисциплинарного порядка. Все‑таки разговорчики в строю — это тоже очень актуальная проблема на всех клиросах.
Преподобный Амвросий Оптинский говорил, что разговаривающим в храме посылаются скорби, но мне кажется, что разговаривающим на клиросе посылаются скорби от регента. И это законное дело. Все‑таки разговоры эти и отвлекают, и развлекают, и отягощают, и столько сил душевных забирают, что после такой службы выходишь и вообще непонятно, где ты был — на службе или на дискотеке. Это очень серьезный вопрос. Я думаю, это проблема актуальна для всех клирошан.
Но знаете, меня удивила одна история. Ее мне рассказывала покойная игуменья Амвросия, настоятельница Елецкого монастыря в Чернигове. У преподобного Лаврентия Черниговского был знаменитый хор, послушать который приезжал сам Патриарх Алексий (Симанский). Матушки пели как ангелы. Но, несмотря на то, что старца Лаврентия позднее причислили к лику святых, он иногда позволял себе некоторых бить своей палочкой на клиросе, если плохо пели.
— Какие слова, кроме молитв, можно все‑таки говорить на клиросе? Есть у Вас такой лексикон?
— У меня на клиросе есть жесты. Если один палец показываю — значит, прошу певца почитать первый час. Два пальца — прошу клирошанина почитать двупсалмие. А если три пальца показываю, это значит, что певцу нужно положить три поклона. Он провинился — или ноту неправильно спел, или много разговаривал на клиросе. Если пять пальцев показываю — это значит, прошу почитать 50‑й псалом. Я думаю, что так полезнее вести себя на клиросе. Ведь в храме, чем меньше слов, тем спасительнее. Правильно?
— Почему Киево-Печерская Лавра так дорожит своей певческой традицией? Что стоит за этим пением? Какая духовная основа этой красивой, особенной музыки?
— Я не знаю, за что ценят лаврский распев другие люди, но надо подумать, за что ценю я. Почему мне трудно ответить на это вопрос? Потому что я для себя воспринимаю лаврское пение как солнечный свет, как воздух, как воду. Никогда же об этом не думаешь... Вообще, ценим ли мы воду, ценим ли мы воздух?.. Мы этим живем, этим пользуемся. Вот чем для меня является лаврское пение. Можно сказать, если я пою по‑лаврски — значит, я его ценю. Потому что если бы не ценил, оно бы мне давно уже надоело, и я бы искал себе другие источники вдохновения. Хочу призвать и других с благоговением относиться к лаврскому распеву, потому что это живое пение, которое из уст в уста передается из глубины веков.