Однажды архимандрита Кирилла (Павлова) спросили: «Батюшка, сколько вы знаете старцев?» — «Старцев?.. — задумался тот. — Стариков — знаю, а старцев — нет». Наверное, это та единственно мудрая и трезвая позиция, которая позволяет «старикам» не впадать в искушение и сознавать свою немощность, творя добро именем Христа.
ДУХОВНОЕ СЛУЖЕНИЕ
Старчество на Руси во все времена было обращено не только к монашеству, но и к мирянам. Уходя в затвор, в пустынные пещеры и лесные скиты, чернецы продолжали молиться за весь мир. Особенно созревшие духом подвижники потом выходили к людям и по милости Божiей исцеляли недуги, давали советы.
В XIV столетии, когда Русь изнемогала под иноземным игом, на ней был рождён человек, ставший духовным вождём своего народа — преподобный Сергий, игумен Радонежский.
Характеризуя его духовный облик, Борис Зайцев пишет: «… Не его стихия — крайность. Спокойно, неторопливо и без порывов восходил Сергий Радонежский к святому». «Прохлада, выдержка и кроткое спокойствие, гармония негромких слов и святых дел создали единственный образ святого.
Сергий глубочайший русский, глубочайший православный. В нём есть смолистость севера России, чистый, крепкий и здоровый её тип».
Полвека приходили к нему князья, воины, торговые люди и крестьяне и вместе с водой из его источника черпали утешение. В монастыре, основанном преподобным Сергием, было положено начало нравственного, а затем и политического возрождения русского народа.
Во время Смутного времени затворник Борисоглебского монастыря старец Иринарх благословил князя Дмитрия Пожарского идти освобождать Москву от поляков и литовцев.
Другая переломная эпоха — реформы царя Петра, имевшие целью перестроить Русь на западный манер. В этот очень сложный момент погасить огонь старчества не дал пришедший с Афона Паисий Величковский. Его келья не затворялась с утра и до вечера, и всякий имел к нему свободный доступ. Ученики святогорца стали настоятелями многих русских монастырей и известными старцами.
Преподобный Серафим Саровский… Старцы Почаевской лавры, Псково Печерского монастыря и Глинской пустыни. И конечно, Оптина — столетие духовного окормления всех слоёв российского общества.
Иеросхимонаха Амвросия называют столпом оптинского духа. Для него не существовало мелочей, не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Иоанн Кронштадтский, Серафим Вырицкий, Серафим Звездинский…
Наше время тоже дало целую плеяду «стариков»: Кирилл (Павлов), Николай (Гурьянов), Иоанн (Крестьянкин), Зосима (Сокур). В их числе своё, особое место занимает схиигумен Илий, являвшийся на протяжении двадцати лет братским духовником Оптиной пустыни. Ныне он находится в Переделкино, являясь духовником Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
Ошибочно полагать, что деятельность отца Илия вызывает всеобщий восторг и умиление. Из истории мы знаем, каким гонениям подвергался Серафим Саровский, находясь в своей обители. Иоанн Кронштадтский вообще являлся объектом ненависти, провокаций и клеветы.
«Да какой вообще Илий старец? — вопрошал журналистов один архипастырь. — Это люди по незнанию своему так его называют. Что он творит?!».
СТАНОВОЙ КОЛОДЕЗЬ
Родился Батюшка на Орловской земле, в селе с очень красивым названием Становой Колодезь, в благочестивой крестьянской семье. Отец — Афанасий Иванович Ноздрин, мама — Клавдия Васильевна.
Благословением, сокрытым до времени, было само имя, полученное им при крещении — в честь Алексия, Человека Божьего, одного из наиболее почитаемых на Руси святых.
Пройдет много лет, и ранней весной 2005 года, на день своего небесного покровителя, схиигумен Илий специально приедет из Оптины в Москву, в патриарший Новоспасский монастырь — чтобы там, в нижнем храме во имя Романа Сладкопевца, поклониться Честной Главе святого Алексия, впервые доставленной в Россию из Греции.
Село Становой Колодезь было работящим и зажиточным. В конце XIX века из трёхсот домов только четыре не имели печных труб и топились по черному.
Как и везде, новая власть оставила на малой Родине отца Илия свои раны и кровавые отметины. Из Книги памяти Орловской области и данных местного УВД следует, что одних только селян с фамилией Ноздрины, уроженцев Станового Колодезя, было репрессировано, как минимум, десять человек. Среди них крестьяне, слесарь, монтер связи, железнодорожник, сторож, председатель колхоза. Есть даже инокиня — Ноздрина Александра Михайловна, 1893 года рождения, насельница Введенского женского монастыря в Орле, разогнанного в 1923 году.
Осенью 1937 года монахиня была арестована в Становом Колодезе и осуждена на десять лет ИТЛ. Одна формулировка обвинения чего стоит: «являлась участницей к-р церковно-фашистской организации, имела связь с польским костёлом в целях борьбы с советской властью». Дальнейшая судьба её неизвестна.
ЖЕЛЕЗНЫЕ САПОГИ
Дед Батюшкин по имени Иван, — рассказывает директор детского приюта «Рождественский» Андрей Завражнов, духовное чадо отца Илия, — категорически не хотел вступать в колхоз. Тогда ему было сказано: не хочешь строить «счастливую жизнь», тогда отправляйся со всей семьей на хутор. Он так и поступил, построился там. Но и там их достали — пришлось возвращаться, и они поселились в Редькино.
Чтобы было понятно с географией: с 1969 года Редькино стало улицей Станового Колодезя. Между нынешним асфальтированным шоссе и домами существует грунтовая дорога. По ней выгоняли коров на пастьбу в луга, а отдельные жители проезжали на телегах или санях. Очевидно, это остатки тракта — по нему Екатерина II проследовала через Орёл и Змиевку в Курск. Рядом с ним в начале XIX века и строили дома первые жители хутора Редькина.
Хутор был поставлен на водоразделе речек Травна и Стижь, продуваемый всеми ветрами, в отличие от большинства населённых пунктов Орловщины,те строилось по берегам рек, под прикрытием крутых берегов.
Старшим из детей в семье Афанасия Ноздрина был брат Иван. Младенец Александр умер в годовалом возрасте. Алексей, будущий отец Илий, родился в 1932 году. Потом на свет появились Сергей и Анна — она скончалась на операционном столе от порока сердца, лет двадцати от роду.
Брат Иван дожил до старости и умер в Клыково в 2004 году, как и Сергей — тот скончался совсем недавно, в 2008-м.
Дед Батюшки был человек необычный — волевой, цельный, чуткий к проявлениям всякого рода несправедливости. По этой причине он отрицательно относился к тем мероприятиям, что проводила новая власть. Особенно это касалось «сплошной коллективизации».
В знак протеста, что людей насильно отрывают от своего уклада, — приводит рассказ Батюшки Андрей Завражнов, — дед Иван сварил себе железные сапоги и в них ходил по деревне. Мог прямо сказать: «Я самому Сталину за правду голову оторву!». Представляете, что бы сделали в то время за такие слова? А ему — ничего. Ради отца Илия его Господь хранил, или по какой другой причине, — этого я не знаю.
Иван Ноздрин являлся старостой Покровской церкви в Становом Колодезе. Бывало, вместе с настоятелем ходили по дворам — просили деньги на храм. Когда в бедной семье, не дай Бог, священник пытался что то получить, дед Иван очень строго говорил: «Ты должен им дать, а не они — тебе! Разве ты не видишь, как они живут? То то». За справедливость горой стоял.
И Иван Афанасьевич, брат Батюшки, таким же ярко выраженным правдолюбцем вырос, весь в деда, — заключает Андрей Викторович.
Умер дед Иван в 1942 году. Он так и не смирился с новыми порядками и работал частником: лудил, паял — чинил кастрюли и прочую кухонную утварь. Это сейчас люди часто меняют посуду, а тогда берегли, потому как доставалась она тяжёлым трудом и стоила немалые деньги.
ХЛЕБ НЕБЕСНЫЙ
Отец Батюшки в первый год войны ушёл на фронт. Призывался Орловским РВК. После тяжёлого ранения рядовой Афанасий Ноздрин скончался во Владикавказском госпитале в 1942 году. По данным Министерства обороны, произошло это чуть раньше — 16 декабря 1941 года.
Алексей рос очень религиозным мальчиком. Была в нём некая Божья отметина, которую чувствовали окружающие. Ребята что постарше смеялись: «Вот Алёшка Божественный пришёл». Отец одной из девчонок, он пел на клиросе, строго вразумил своё чадо и других детей: «Ну ка, не шалите! Это человек Божiй».
Крестили его не дома, а в деревне Лукино, что в нескольких верстах от Станового Колодезя, в деревянной церкви. В 2000 х здесь, в Лукино, по благословению схиигумена Илия будет поставлен тоже деревянный храм — во имя Преображения Господня.
Его Лёшей звали, — вспоминала в 2000 х годах Александра Падурова, она же «баба Саша». — У меня брат был с тридцатого года, и вот, бывало, смотрит в окно и говорит: «Лёшка молиться бежит». В летнее время ходил он босиком, а ботиночки наперевес носил. Сядет на краешке, обуется и только тогда идёт молиться. Его так и звали: «Алексий, Божiй человек».
В 1947 и 1948 году с отцом Илием произошёл чудный, прямо таки поразительный случай. С братом Иваном поехали они на разовый заработок, подрядились за хлеб. А время было голодное, люди выживали, кто как мог, из мёрзлой картошки делали оладьи. Возвращались из Брянска. На вокзале в Орле, где они ночевали, братьев обокрали.
Дома Батюшка со слезами молился перед Казанской иконой Богородицы, что находилась у них в Красном углу. Потом вышел из дома и направился в сторону железнодорожного полотна. Шёл, ни о чём не думая.
— Если вы были у него дома, — поясняет иеромонах Владимир (Гусев), — то знаете: вот родительский домик стоит, а через огород — железнодорожное полотно.
Батюшка вышел и направился вдоль пути. И вдруг увидел чистый рушник, лежавший на земле, а на нём… пшеничный каравай. Горячий! Потом вся семья вкушала этот необыкновенный хлеб. «Это Матерь Божия послала в утешение», — рассказывал Батюшка своим духовным чадам.
По словам «бабы Саши», о том, что произошло в семье Ноздриных, «говорила вся вселенная»: Это же деревня! Здесь никто и ничего не скроет. Он, как ребёнок пришёл, порадовался, матери хлеб принёс. Клавдия рассказала соседке, та — своей соседке, и пошло. Про этот случай знала вся вселенная.
Вообще биография отца Илия складывается из отдельных фрагментов, которые, словно византийскую мозаику, «выкладывают» в своих рассказах разные люди.
Сам же Батюшка предпочитает не говорить на эту тему, разве что со своими сотрудниками во Христе, а когда «допекают» — погружается в молитву.
В мае 2007 года в Богородично-Рождественской девичьей пустыни (село Барятино Калужской области), что под Медынью, полностью сгорел сестричий корпус.
Никто, к счастью не пострадал. «Вот теперь мы стали монахинями», — сказала игуменья Феофила (Лепешинская).
Матушка съездила в Оптину к схиигумену Илию. Встретилась, побеседовала и вернулась с утешением от него. Выслушав её рассказ о пожаре, отец Илий сказал: «Золото очищается огнём». И вспомнил, как в детстве спалил родительский дом. Зимой, а дело было в декабре, читал он с братом на печке при керосиновой лампе. Отроки не заметили, как загорелся потолок. Бог не оставил — построили новый дом. Порадовал отец Илий матушку обещанием молиться о погорелках.
Перед прощанием он попросил матушку Феофилу подождать немного. И вскоре принёс, ничего не объясняя, 210 тысяч рублей?— на стройку.
ПЛАНШЕТ ДЛЯ РОКОССОВСКОГО
Участие Алексея Ноздрина в Курской битве можется показаться нелепым апокрифом, поскольку было ему на тот момент всего одиннадцать годков, однако свой личный вклад в оборону Отечества он внёс именно в этом возрасте.
— Дело было так,?— говорит Андрей Завражнов. Батюшка молился вне дома. Вдруг видит, как мимо на мотоцикле проезжают пьяные немцы и теряют планшет. В нём оказалась карта укрепрайона на Курской дуге. Всего этого он, конечно, не понимал, но передал карту взрослым, а те переправили нашим.
Однажды я прямо спросил Батюшку: «Правда ли это, что говорят?» — «Ну, правда-правда». Утром, по его словам, фашисты стали прочёсывать окрестности.
«Когда они вошли в хату, вспоминал отец Илий, то на мне волосы как шапка на воре горели. Было такое ощущение, что немцы знают, что это именно я подобрал планшет».
Кому и как передал он секретные документы, этого Батюшка не раскрыл. Но доподлинно известно, что командующий Центральным фронтом маршал Константин Рокоссовский, пользуясь информацией из четырёх независимых источников, нанёс по позициям Вермахта мощный упреждающий удар.
Главное подтверждение планов Гитлера было получено от пленных сапёров. Они были
захвачены в ночь на 5 июля на участках двух армий — 13 й и 48 й — при проведении работ по разминированию проходов для своих войск. Сапёры показали, что германские войска заняли исходные позиции и что наступление начнётся в три часа утра.
Как сообщает Главный маршал авиации А. Е. Голованов в своих мемуарах: «Это было четвёртое, но, как решил командующий, более конкретное, судя по действиям сапёров, сообщение. Хотя на войне способы дезинформации бывают самые различные, в том числе и через перебежчиков, всё же полученные данные казались соответствующими действительности. Г. К. Жуков, который находился на фронте и которому было доложено о сведениях, полученных от захваченных немецких солдат, поручил Рокоссовскому действовать по его усмотрению.
За сорок минут до указанного пленными времени начала наступления немцев, то есть в 2 часа 20 минут 5 июля 1943 года, по приказу командующего Центральным фронтом Рокоссовского был открыт артиллерийский огонь из 500 орудий, 460 минометов и 100 реактивных установок по предполагаемым местам сосредоточения противника».
Гитлеровцы все таки начали артподготовку, но она была плохо организована. «Когда немецкие войска перешли в наступление, у меня как будто бы гора с плеч свалилась»,— говорил потом Рокоссовский».
Насколько мы можем судить, одним из четырёх источников информации, позволившей нанести упреждающий удар, и был планшет, подобранный Алексеем Ноздриным.
«ОТСТУПНИЧЕСТВО»
Обучался будущий насельник Печор, Афона и Оптины в Серпухове, образование получил техническое, в стенах машиностроительного техникума — одного из самых первых учебных заведений города. Оно располагалось в здании, которое до революции принадлежало фабрикантам Коншиным.
Об этом периоде в его жизни мы узнаем от игуменьи Алексии, настоятельницы Владычной Введенской женской обители в Серпухове: После трапезы мне удалось переговорить с отцом Илием, и он согласился заехать к нам в монастырь. Отец Илий с 1955 го по 1958 год учился в Серпуховском механическом техникуме. В этом году (май 1998 года — Авт.) исполнилось сорок лет, как он не был в Серпухове. Все сёстры и паломники были очень рады возможности побеседовать с Батюшкой. Время пролетело быстро…»
Кроме техникума, была в жизни Батюшки и служба в армии. Однажды он поведал Андрею Завражнову… как согрешил против Бога!
— Отец Илий рассказывал мне не только житейские, но и психологические ситуации из своей жизни. Например, как он «предательство» к Богу совершил. В армии старшина уговорил его вступить в комсомол. А Батюшка ведь мягкий, добрый. Уговорить его можно, только счастья мирского это потом не принесёт. Ну, так вот, насчёт старшины этого: дожал он, значит, Батюшку. А тот, когда ему было ещё лет четырнадцать, прочитал Евангелие и те слова, что сказал Спаситель апостолу Петру: «Паси овец моих».
«Выхожу я за деревню, — вспоминал отец Илий, а сердце моё так и взыгралось, и на душе несказанно хорошо сделалось. Смотрю, за околицей пастух с коровами да овцами. И вдруг все эти животные устремились ко мне».
Когда же Батюшка вернулся из армии, где вступил в комсомол, то, по его словам, на душе у него «так погано-погано стало». Сильно это его угнетало. И вообще, отец Илий если что то сделает не так, то долго его не отпускает — пока он сам не исправит положение. Покаяние в исправлении.
Так вот, возвращается отец Илий из армии домой. Выходит за околицу. Тот же пастух, но животные, завидев Батюшку, бросились врассыпную. «Пришёл я домой, говорит он, и горько заплакал…. Достал комсомольский билет и в печку его, сжёг. После этого на душе полегче стало».
ОТЕЦ ИОАНН. КАМЫШИН
Со своим первым духовником Алексей Ноздрин познакомился в городе Камышине, на Волге. Там служил прозорливый батюшка — отец Иоанн Букоткин. Фронтовик. Гвардеец. Кавалер ордена Славы III степени. Воевал на Третьем Белорусском фронте и в Восточной Пруссии, был тяжело ранен в ногу и плечо.
Ещё в Астрахани прихожане однажды увидели, как он во время литургии в храме поднялся на воздух и завис над полом… Все были поражены этим чудом. По епархии пошли слухи, которые дошли до архиерея. Тот пригласил к себе отца Иоанна, спросил: «Правда ли, что ты во время молитвы на воздухе висел?» — «Я просто молился, и всё…»
После техникума, — рассказывает отец Илий, я по распределению попал на работу в город Камышин Волгоградской области. Там начиналось строительство хлопчатобумажного комбината. Для него была отведена большая площадь, так называемый четвёртый участок, примерно километрах в трёх от самого города.
Стал я смотреть: есть ли церковь в Камышине. Единственный храм — святителя Николая. В нём служили два священника: настоятелем был протоиерей Николай Потапов, такой маститый батюшка, отсидевший сталинские лагеря, десять лет, и второй — отец Иоанн Букоткин.
Никольский храм в Камышине был закрыт в 1933 году и использовался как склад. В конце войны по ходатайству верующих Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР своим Постановлением от 24 марта 1944 года разрешил открыть в городе Камышине бывшую кладбищенскую церковь во имя Николая Чудотворца. В октябре того же года состоялось первое богослужение.
Однажды отец Иоанн позвал меня к себе, мы с ним побеседовали, так завязалось наше знакомство… Он же пригласил меня поступить в Саратовскую семинарию.
До этого служил он в Астрахани. Тогда это была епархия, которая охватывала Волгоградскую, Астраханскую и Саратовскую области. Возглавлял её епископ Сергий (Ларин), находившийся в Астрахани в то время.
Как вспоминает Мария Дмитриевна Букоткина, вдова отца Иоанна, Алексей Ноздрин часто приезжал к ним в Боровичи, это Нижегородская епархия, и «они с ним целые ночи напролёт разговаривали». «Однажды, — вспоминает она, Алёша взял манеру ночью уходить молиться в сарай. Там было сено, которое для кур стелили, на нём он и молился. И вот приходит к нему отец Иоанн и строго говорит: «Прекратить!» А из кучки сена головы змеиные выглядывали…»
Духовник Самарской епархии митрофорный протоиерей Иоанн Букоткин отошёл к Богу 8 мая 2000 года — в госпитале ветеранов войны, что на территории бывшего Никольского монастыря. Покидая дом, он осенил себя широким крестом и сказал: «Се, оставляется дом сей пуст…» Погребен он в Иверском женском монастыре, в самом сердце Самары.
Духовное образование отец Илий получил в Саратове и Северной столице, в разгар хрущёвских гонений на Церковь. На территории одной только РСФСР было закрыто около 10 тысяч православных церквей.
Отец Иоанн помог поступить мне в Саратовскую семинарию, — продолжает рассказ схиигумен Илий. Я мало чего представлял, как это могло получиться. Когда же дело дошло до уполномоченного, он вызвал отца Иоанна и стучал по столу: «Почему ты агитируешь людей, срываешь их с работы? Верни мне Ноздрина».
Из-за меня отец Иоанн пострадал, но остался на месте в Камышине, его не лишили регистрации. Много он потрудился, был очень духовный человек… Находил радость и утешение в молитве. У него после войны болели ноги — ранение сказывалось, и когда он служил в Астрахани, то ему достались сапоги от архиепископа Филиппа.
Из рассказов отца Иоанна мне запомнился один. Когда был он призван в армию и оказался как то в Москве, в одной квартире, то там собралось много ночлежников. Спать пришлось на полу, и сон не брал. Вдруг отец Иоанн видит огромного пса — хвост, как он рассказывал, тащился по «земле». Подходит этот «пёс» к каждому лежащему и как бы шепчет… Когда наступило утро и все стали рассказывать увиденное, отец Иоанн понял, откуда такие «увлекательные» сны и кто их нашёптывал.
Уже в тот период отец Илий имел возможность видеть духовными очами то, что обычно скрыто от глаз большинства людей.
Мне Батюшка рассказывал один случай, как он ехал в Самару, по моему, — вспоминает Н. Вышел он из поезда, было это в его молодости, увидел стаю птиц: «Огромная такая стая, всё небо черно». Когда пригляделся, то разглядел, что это вовсе не птицы, а бесы. «Батюшка, как же вы видели?» — спрашиваю его. «Ты знаешь, высоко, но каждую морду я видел. И так страшно…»
СОТРУДНИК ВЛАДЫКИ НИКОДИМА
Так вышло, что своё духовное образование отец Илий начал в Саратове, а закончил в Северной столице: После семинарии, будучи в Санкт-Петербурге, решил я принять монашество. Туда нас перевели из Саратова после закрытия Хрущёвым пяти семинарий, в том числе Саратовской. И там, в Санкт-Петербурге, принял я иноческий чин.
Имя было ему дано в честь одного из сорока мучеников Севастийских — Илиан, что на древнегреческом означает «солнечный».
Впереди был и ещё один постриг — в великую схиму, и новое имя — Илий, означающее «Солнце». Так звали другого мученика Севастийского, пострадавшего на заре христианства.
Славные римские воины из Каппадокии отказались поклониться языческим идолам. За это они были ввергнуты в высокогорное Севастийское озеро в Малой Армении, находящееся на территории современной Турции.
…Стояла зима, был сильный мороз. Воинов раздели, повели к озеру недалеко от города и поставили под надзором стражи на всю ночь. Для обольщения мучеников на берегу устроили баню. В первом часу ночи, когда холод достиг крайней лютости и тела святых обледенели, один из сорока не выдержал подвига и побежал на берег. Но только он вступил на порог бани и ощутил теплоту, как сразу же упал и умер.
В третьем часу ночи неожиданно стало светло, лёд растаял, и вода в озере потеплела. В это время палачи спали, бодрствовал только один сторож по имени Аглаий. Он размышлял над тем, что видел: отделившийся от мучеников тут же погиб, а остальные при лютом холоде оставались живы и невредимы.
Поразившись светом, который осиял святых мучеников, он поднял голову вверх и увидел 39 пресветлых венцов, которые опускались на головы страдальцев.
Удивившись, что их не 40, по числу подвергшихся страданиям, а 39, он понял, что не достает одного венца. Немедленно разбудил он спавших стражников, сбросил с себя одежду и на глазах всех побежал в озеро, восклицая: «И я христианин!».
Благословил отца Илия на иночество его первый духовник — отец Иоанн Букоткин. Постриг совершил митрополит Никодим, он же рукополагал Батюшку в дьяконы и священники.
Очень многое сделал владыка Никодим в те времена, — отзывается о нём отец Илий, когда на уровне государственной политики власть старалась задушить Церковь. Известно хрущёвское обещание показать последнего священника.
Ну, Никита Сергеевич выразился грубее: на XXII съезде КПСС, проходившем в 1961 году, он пообещал показать по телевизору в 1980 году «последнего попа».
…То были страшные времена. С 1959 года началось массовое административное закрытие приходов и монастырей. В 1961 году, несмотря на противодействие верующих и Патриарха Алексия I, была повторно закрыта Киево Печерская лавра.
Одновременно с этим начались аресты церковных активистов, пытавшихся противодействовать проводимой государством политике, в числе которых оказались архиепископ Казанский Иов (Кресович) и архиепископ Черниговский Андрей.
Крепким орешком, о который сломали зубы богоборцы, оказалась Почаевская лавра на Западной Украине, за неё развернулись настоящие бои. Несмотря на произвол и репрессии властей, лавру удалось отстоять.
Митрополит Никодим, — говорит отец Илий, со своей эрудицией и авторитетом удерживал, конечно, ситуацию на своих плечах… ценой трёх инфарктов. Ему приходилось постоянно быть в дороге. Ответственность огромная. Он иногда по целой ночи просиживал за телефоном… Поздно вечером молился, порой даже в час ночи, перед чудотворной иконой «Знамение» и затем ехал поездом в Москву, а оттуда за границу. Здоровье у владыки было подорвано.
В годы пребывания в пределах питерской епархии иеромонах Илиан много потрудился на разных приходах. Своему сотруднику владыка Никодим шутливо говаривал: «Мы с тобой родственники: ты — Ноздрин, а я — Ротов».
В ПЕЧОРАХ
Десять лет жизни схиигумена Илия связаны с Псково Печерским монастырем — одной из древнейших и наиболее почитаемых святынь Северной Руси, где продолжилось его духовное восхождение. Насельником её Батюшка стал при архимандрите Алипии (Воронове), который управлял Печорами с 1959 й по 1975 год.
Ему пришлось выдержать жестокое гонение на Православие в хрущёвское время… Казалось бы, всё тогда работало на уничтожение Церкви…
«Отец Алипий молился, трудился, благотворил, собирал уникальные картины, которые перед своей кончиной передал в музеи страны, — пишет архимандрит Тихон (Секретарев). Одним словом, казалось, жил не унывая… Однако только Господу известно, как скорбело его сердце и душа, какие утешения и внутренние благодатные радости посещали его… Это было бескровное мученичество, подобно стоянию у Креста Господня Апостола и евангелиста Иоанна Богослова…»
В ХХ столетии монастырю вместе с Отечеством пришлось пройти через две войны. Но древние традиции, бережно сохраняемые в обители, не были нарушены даже в самые страшные для русского монашества времена.
Молитвами Пречистой Богородицы Псково Печерская обитель промыслом Божиим была по договору 1922 года отнесена к «буржуазной» Эстонии и оставалась там вплоть до 1940 го, чем и была спасена от всеобщего разорения и осквернения.
После Великой Отечественной сюда приехали старцы с Валаама, которые перед войной были перевезены со святого острова в Финляндию. Иеросхимонахи Михаил (Питкевич), Лука (3емсков) и другие светильники веры явились духовным мостом, соединявшим Старый Валаам и святую Печерскую обитель.
Во второй половине ХХ века в Свято-Успенском Псково Печерском монастыре большую часть братии составляли участники Великой Отечественной войны и работники тыла. Именно они с Божией помощью мужественно отстояли обитель и одержали духовную победу!
Одного из насельников монастыря, схимонаха Иринарха (Казанина), как то спросили: «Что самое страшное на фронте?» Он подумал несколько мгновений и ответил: «Паника».— «А что такое паника?»— «Когда один человек своим страхом, трусостью лишает мужества всех остальных».— «А как она преодолевается?»— «Молитвой «Господи, помилуй».
Вокруг обители бушевали «волны житейского моря», но внутри неё не прекращалась духовная жизнь, теплилась лампада молитвы, труда и подвига насельников.
Однажды Патриарха Пимена (Извекова), бывшего наместника монастыря, спросил корреспондент одной из газет: «Ваше Святейшество! Вы достигли вершины в Русской Православной Церкви. Есть ли у Вас ещё какое желание?». Тот ответил: «Знаете, в Псковской епархии есть Печерский монастырь… Я бы хотел там быть привратником святых врат…»
—В Печорах я пробыл десять лет,— говорит отец Илий.— Монастырь никогда не закрывался. И в тот период туда такой хлынул поток людей… Была Почаевская лавра, Киево Печерская уже закрывалась. Люди чувствовали голод духовный, приезжали с жаждой, чтобы хотя бы увидеть и услышать живого монаха.
Одним из духовных собеседников иеромонаха Илиана был старец Филарет (Рухленко). В молодости он принимал участие в Белом движении и однажды чудом избежал верной смерти.
Как то вели его красные на расстрел, и вдруг палачи услышали невдалеке звуки гармошки и девичий визг. Решили повременить с казнью: посадили кадета под замок, оставили часового и отправились развлекаться.
Дальше отец Илий рассказал уже от имени архимандрита Филарета: «Как жить то хочется! Господи, помилуй! Увидел я в углу икону Николая Угодника. Молился я так, как никогда, наверное, уже больше не молился. Молюсь-молюсь, и оказываюсь в забытьи. Очнулся— стоит передо мной святитель Николай, к губам палец приложил: «Тс с!». И указывает рукой на дверь: та открыта, часовой крепко спит. И я в одних кальсонах… и вот видишь, отец Илиан, теперь с тобой сижу».
Вот что такое Бог и сила молитвы… «Небо близко, просить не умеем»,— говорил Амвросий Оптинский.
«Мне… запомнилась первая экскурсия в Богом зданные пещеры, которую провёл иеромонах Илиан (Ноздрин) в 1968 году, пишет в своей книге «Будьте совершенны» архимандрит Тихон (Секретарёв). — Мы шли со свечами, пели «Святый Боже». Несколько слов о захороненных в пещерах батюшка говорил у кладбища, в храме Воскресения и у панихидного столика. По окончании экскурсии мы прикладывались к мощам Преподобных в Ближних пещерах. Всё это было совершено молитвенно, благоговейно».
…Несколько слов о маме отца Илия. Батюшка постриг её в монашество с прежним именем Клавдия. Была она добрый и отзывчивый, но одновременно очень стойкий человек. После гибели мужа она так и не вышла второй раз замуж, занимаясь детьми и хозяйством— отогрела всех своей любовью.
На могильном кресте в Становом Колодезе Батюшка написал проникновенные слова из Апостолов: «Спи, дорогая…»
Последние десять лет перед Оптиной Батюшка нёс смиренное послушание на Святой афонской горе, в Вертограде Пресвятой Богородицы. Десять благословенных лет его сердце билось в такт с Византийским временем. В эти дивные годы, о которых отец Илий вспоминает с большой теплотой, обитель великомученика Пантелеимона стала его родным домом.
ЗЕМНОЙ УДЕЛ БОГОРОДИЦЫ
Святая гора сохранила много духовных традиций в своей бесценной сокровищнице. Но главная её традиция— это любовь, основанная на постоянной молитве. Старец Эмилиан (Вафидис) Афонский восклицает: «Чем бы была, возлюбленные мои, наша жизнь без молитвы! Чем бы был весь мир без неё! Сердце без молитвы похоже на целлофановый пакет, который от своего груза быстро рвётся и вскоре выкидывается. Именно молитва, ибо она даёт нам Бога, придаёт смысл нашей жизни и всему нашему существованию».
Говорят, что жизнь кончится, когда прекратят молиться люди. Но разве возможно, чтобы это произошло? Нет, ибо всегда найдутся любящие Господа, и непрекращающаяся молитва таинственным образом будет питать мир.А величайший русский святой ХХ века Силуан Афонский замечает, что «молиться за мир— это кровь проливать». По его словам, недостаточно просто вычитывать списки имен; мы должны ходатайствовать о людях со слезами и скорбью. «Молиться за всех» значит «плакать обо всех»: «… Сердце моё болит за весь мир, и молюсь, и слёзы проливаю за весь мир, чтобы все покаялись», «И плачет душа моя за весь мир». «Господи, даруй мне проливать слёзы за себя и за всю вселенную».
Десять жарких, раскалённых афонских лет проливал Батюшка свою духовную кровь в молитве за весь Мiръ. И только после этого промыслом Божьим он оказался в отчем крае в переломную эпоху, о которой Святейший Патриарх Алексий II сказал так: «Вполне понимая, что распад Советского Союза стал следствием и тоталитарной национальной политики, основанной к тому же на воинственном безбожии, не могу не сказать, что произошедшее между нами разделение для абсолютного большинства жителей стран Содружества было и остаётся чем то глубоко непонятым и противоестественным. Ибо прошло оно через каждый народ, через многие семьи, через родственные связи, через общую веру, общую культуру, общую историю, общее хозяйство, а в конечном счёте и через сердца людские».
В «Журнале Московской Патриархии» за 1976 год, № 4 опубликовано Определение Священного Синода, датированное 3 марта 1976 го: «… Благословить отбытие иеромонаха Илиана (Ноздрина), иеромонаха Мирона (Пепеляева), иеродиакона Амвросия (Бусарева) и послушника Анатолия (Вовкожы) на Афон для несения иноческого послушания».
Афонский период Батюшки, равно как и его пребывание в Печёрах, практически закрыт от нас. Сам Батюшка почти не рассказывает о нём. Жизнь духовных людей вообще является сокровенной тайной для нас и в полной мере её может знать только Господь.
Переезд иеромонаха Илиана и других новых насельников на Русскiй Афон был необходим не только для их духовного роста, но и для спасения Свято-Пантелеимонова монастыря и иноческих скитов, оказавшихся под угрозой передачи грекам.
С приходом к власти богоборцев в России ситуация на Святой горе Афон начала складываться критично. Через некоторое время после революции огромный поток помощи иссяк. Последний пароход с дарами потерпел крушение. Во время Второй Мировой войны Афон блокировали войска германского Вермахта, что стало причиной голода.
В 1945 году русские иноки писали в Москву: «Мы умоляем Вас, Святейшего Патриарха Алексия и всю Русскую Православную Церковь незамедлительно оказать нам помощь. Иначе наш монастырь обречён». Но помощь пришла лишь спустя два десятилетия…
Когда сами монахи начали испытывать нужду, игумен обители последний раз распорядился раздать милостыню. Эту раздачу запечатлел русский фотограф-эмигрант. Когда он проявил пленку, то был просто поражён: впереди всех под видом странницы шла Пресвятая Богородица! Увидев это фото, игумен со слезами на глазах сказал: «Пока я жив, мы будем делиться последним куском хлеба с голодными, последней одеждой с нагими, последней радостью с сирыми и убогими…»
В то время, когда Батюшка только готовился встать на путь иноческого служения, в далёкой Греции развернулась борьба за Русскiй Афон. Много невзгод пришлось пережить братии, ставшей островком Святой Руси.
В 1959 году в Свято-Пантелеимоновском монастыре случился сильный пожар, в результате которого сильно пострадала библиотека, хранившая редчайшие рукописи ХI XVI вв. Московская Патриархия пыталась оказать материальную помощь пострадавшей обители, но передать её оказалось невозможно.
Вот что сообщали по этому поводу насельники обители: «Нам очень прискорбно, что греки пишут в своих газетах, что русские афонские монахи не желают принять жертву от Святейшего Патриарха Алексия, а также и новых монахов, всё это неправда. Мы все желаем соединиться с Православной Русской Церковью, но враги не допускают…»
И всё же Русской Церкви удалось доставить жертву на Афон. Сделано это было при помощи церковной делегации, находившейся в 1959 году в городе Фессалоники на юбилейных торжествах в память святителя Григория Паламы, в связи с 600 летием со дня его кончины.
«Тогда впервые за многие годы официальной делегации Московского Патриархата было дано разрешение совершить паломничество на Афон,— пишет И. Якимчук.— Но уже в 1961 году греческое правительство не разрешило въезд на Святую Гору другой делегации Русской Церкви, принимавшей участие в работе Всеправославного совещания на о. Родос и желавшей поклониться святыням Афона.
Вскоре греческие власти стали преследовать за письма и посылки, которые русские монахи получали с Родины. В греческой печати возобновились нападки на русское монашество на Афоне. Константопулос, тогдашний губернатор Святой Горы, направил свою деятельность в сторону последовательного ограничения самоуправления Святой Горы и полного подчинения правительству Греции, но на пути к этому стояли славянские монастыри. Поэтому определённые круги устраивали всевозможные препятствия пополнению монахами этих монастырей»,— сообщает автор.
БОРЬБА ЗА РУССКIЙ АФОН
