В церковном народе издавна живут языческие элементы, которые принято называть пережитками. И хотя поколения сменяют поколения, но пережитки до сих пор так и не пережиты. В какую-то эпоху эти элементы пребывают как бы в анабиозе, чтобы в следующую эпоху при благоприятных обстоятельствах очнуться от вековой спячки и вылезти наружу.
Каковы же эти благоприятные обстоятельства? Буйство народной фантазии в церковной среде сдерживается самой Церковью: её иерархией, её богословами, её праведниками. Но стоит лишь немного ослабить хватку, как на поверхность всплывают древние хтонические чудовища, поднимающиеся из глубин народного подсознания. Здесь уместно вспомнить, что «народ» по-славянски – язык, а язычество, таким образом, является синонимом народности.
Сейчас мы живем в удивительную эпоху – эпоху тотальной информационности и, как это ни парадоксально, тотальной же безграмотности. Не «неграмотности» — грамотны практически все, а именно безграмотности. Информации слишком много, но информации неглубокой, поверхностной. Чтобы принять глубокую и серьезную информацию, нужно потрудиться, а это мало кому интересно. Проще скушать нечто в яркой глянцевой упаковке.
Все сказанное прямо касается также информации церковной.
Сейчас наблюдается некий переизбыток церковной и околоцерковной литературы
Рынок диктует свои законы, и издательства частенько идут на поводу у «целевой аудитории», вместо того, чтобы просвещать, воспитывать, поучать и научать.
Одним из проявлений данной эпохи является новый совершенно нецерковный образ святости, который начинает потихоньку захватывать, как православный книжный рынок, так и более серьезные сферы.
Чтобы понять намечающуюся тенденцию, стоило бы остановиться на том, какие святые наиболее популярны сейчас в народе. Узнать это можно и без соцопросов, достаточно посмотреть количество людей, приходящих на поклонение к тем или иным мощам. Достаточно спросить иконописцев, чьи образа самые заказываемые. Достаточно спросить в книжной церковной лавке, какие книги наиболее популярны…
Окажется, что наибольшим спросом будут пользоваться те святые, которым народное сознание приписывает особую способность помогать людям в их нуждах: святитель Николай, Пантелеимон Целитель и прочие. Это нормально, ведь святые — наши помощники во многих нуждах. Но есть четкая диспропорция – от святого ожидают полезности, но исключительно на бытовом уровне.
Культура всеобщего потребления незаметно переползла и в Церковь
Здесь всё те же «сиропы от кашля» и «жевательные резинки». Человек не желает менять свою жизнь, не желает каяться, не желает быть со Христом. А зачем, если можно сходить на могилку к «блаженной матушке», приложиться к такой-то святыньке, поставить свечку такой-то иконке?
Вспомним, какую важность для Церкви первых веков составлял культ мучеников… Не так давно наш народ пережил страшную эпоху гонений, мы имеем феноменальное количество новомучеников и что же видим? Полное равнодушие и отсутствие интереса к новомученичеству.
Будем честны: кроме святых Царственных Страстотерпцев и святителя исповедника Луки (Войно-Ясенецкого) все прочие тысячи новомучеников и исповедников почти никому не интересны. Кощунственные перегибы и проблемы в почитании Царской Семьи общеизвестны, чтобы лишний раз о них говорить. Откуда же такой интерес к святителю Луке? Все просто: он — целитель…
Непочитание мучеников — это болезнь Церкви. Если мы чтим мученика Пантелеимона не за его исповедничество Христа, а только за целительство – чего стоит такая вера? Видим ли мы такой поток паломников в Бутово или на Соловки, какой практически каждый день можно наблюдать возле Покровского монастыря в Москве к мощам блаженной Матроны Московской?
И вот здесь я хотел бы поговорить поподробнее. Речь не о святости/несвятости Матроны Московской. Вопрос серьезней и глубже.
Вопрос о спросе и предложении. Народном спросе и церковном или псевдоцерковном предложении
Каков же народный спрос? Сейчас довольно много околоцерковной литературы, и проанализировать её не составляет большого труда. Попробуем это сделать и мы на примере Матронушки (точнее её литературного двойника), Алипии, Макарии «Богом данной», Пелагеи Рязанской, Екатерины Вышгородской (о «старцах» мужеского пола поговорим в следующий раз).
Мы видим мирянку (реже монахиню). Подчеркнуто «народного» происхождения. Она почти всегда инвалид. Она целительница – в обязательном порядке. Точно так же она всегда имеет дело с «порчей», «сглазом» и прочими магическими проблемами. Она так же пророчица и визионерка. Причём, в отличие от видений таких великих святых, как, например, преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский, Богородица и святые посещают их не раз или два в жизни, а неоднократно. В некоторых случаях и ежедневно.
И последнее: она всегда юродивая. И это не случайно.
Нездоровость таких персонажей часто бросается в глаза, но «юродство» покрывает и объясняет всё
Туманность речи, вздорные утверждения, безумное поведение…
Так, например, в житии такой «блаженной», как Екатерина Моленко (Екатерина Вышгородская) встречается примечательный эпизод. 13-летня Екатерина болела, её мать пригласила в дом священника, чтобы он причастил дочь. Реакция на Святые Дары у той была своеобразной: она оскорбляет священника, ругает мать, раздевается и в голом виде бегает по селу. Казалось бы, всё очевидно: так реагировать на Причастие может только бесноватый. Однако в трактовке составителя жития всё выглядит совсем иначе: «Когда же Анна [мать «блаженной» — Д.М.] пригласила приходского священника, чтобы причастить сильно ослабевшую телом Катю, та отругала мать за то, что она ввела к ним в дом «волка в овечьей шкуре», а не священника; после этого разделась и бегала по селу, терпя позор и поношения от своих домашних и односельчан. Так совсем юная девица начала свой подвиг Христа ради юродства».[1] После такого пассажа, доброжелательного читателя уже трудно будет обескуражить фактом неоднократного лечения «блаженной матушки» в психиатрической клинике.
В этом эпизоде мы видим два очень показательных момента для многих подобных жизнеописаний.
Во-первых, странное отношение к Причастию. Напомню, как по версии Ждановой Матрона Московская стала инвалидом: «Рассказывала она мне, что сидячей стала так: шла в храме после Причастия и знала, что к ней подойдет женщина и отнимет у нее хождение. Так и было» – то есть, Причастие не спасает от сглаза. Или вот: «“Завтра утром в церковь пойдешь причастишься там... После причастия должна быть у тебя рвота, а ты не жалей покрышку-то, на голове, и прямо в нее, и после этого вместе с платком бросишь в печку”. Прасковья все это сделала, вышел кусок кровяной запеченный, и бросила в огонь. И когда горело, из трубы шел столб черного дыма, высоко-высоко шел»[2].
Во-вторых, довольно отчетливая проповедь недоверия духовенству. Такими моментами сказания о «блаженных» тоже изобилуют: «Пелагея Рязанская говорила, что Епископы Российской православной Церкви отступят от истины православной веры, не будут верить пророчествам о воскресении России!»[3]
Совершенно неудивительно, что культ таких «блаженных матушек» наиболее распространен в маргинальных кругах, которые принципиально противопоставляют свои идеологемы официальной позиции священноначалия.
Есть ещё одна интересная деталь, которая объединяет многие данные жития
Это житийная схема: рождение, некое кризисное событие, после которого приходит увечье и вместе с ним – «дар» и «голоса». Уж очень это похоже на биографию… Ванги.
Юродство же весьма удачно позволяет прикрыть все неприглядности житийных фантазий. Теперь самый откровенный бред, который якобы несла «старица», можно истолковать иносказательно, найдя в нём неожиданный духовный смысл. Ну а если всё это ещё и приправлено простонародной речью…
Тексты о новых юродивых написаны специфическим псевдонародным языком, что, очевидно, рассчитано на известную целевую аудиторию и в очередной раз должно подчеркнуть «народность». Речь пересыпана фразочками в стиле: «ейный», «евойный», «ихний», да и само построение фразы часто нарочито лубочное. Герои этих историй сами, как правило, выходцы из деревень, точно так же, как и второстепенные персонажи, приходящие за исцелением к «старицам».
Беда не в том, что может быть прославлен не святой, беда если святой будет прославлен неправильно
Если же переходить к конкретике, то можно заметить почти полное отсутствие каких бы то ни было конкретных данных о фактах в этих житийных биографиях. То и дело по тексту можно встретить выражения: «Из некоторых источников стало известно» (сами источники при этом не указываются), «одна женщина рассказывает» и прочее.
Или рассказывается множество чудесных событий без указания конкретных очевидцев. Например: «Было это в одном городе», «в одной семье», «у некоторых благочестивых людей». При этом из текста следует, что рассказать о таких вещах могла лишь сама подвижница, однако тут же следует сентенция о том, что «старица» была чрезвычайно скромна и никому не раскрывала своих дарований. То есть, текст строится по принципу «одна баба сказала». Но в этом-то и дело, что именно на чудесах и на народном почитании основываются сейчас ревнители за канонизацию той или иной блаженной. Однако чего стоят такие чудеса, коим свидетельств нет или они весьма сомнительны?
Вообще, в отношении свидетельств о чудесах (в том числе и нынешних) наблюдается некоторая неразборчивость. Как часто «чудом» может быть самовнушение или прелесть бесовская. Но об этом почему-то мало кто задумывается. Точно так же, как народ свято верит маркетологам, проповедующим свойства новой зубной пасты или новых таблеток, верит он и маркетологам околоцерковного книжного рынка, которые вместо паст и таблеток предлагают новых святых.
И здесь возникает довольно отчетливая опасность. Беда не в том, что может быть прославлен не святой человек, беда в том, что святой может быть прославлен не правильно. Святому, собственно, все равно – он уже прославлен у Бога, земные канонизации ему не нужны. Они нужны нам – ныне живущим.
Если житие составляется на основе непроверенных фактов, если оно переполнено фольклором, если сомнительные моменты жития оставляются, но при этом надуманно толкуются «в духовном смысле», и в конце-концов, когда оно не зовет к покаянию, — будет ли польза от таких канонизаций? Или это очередное потворство народному потребительству? Тогда и канонизация может на практике вылиться в кощунство, ведь «кононизируется» и оправдывается клевета на святого.
Поэтому нам стоит правильно расставить приоритеты: либо мы служим Богу, либо мы потворствуем народным слабостям, суевериям и языческим атавизмам.
