20 июля. Русский обозреватель. Конечно, вина, которую разделяют патриарх Адриан и высшая иерархия Русской Церкви той эпохи, нисколько не оправдывает ломки церковного управления, устроенной Петром. В конце концов, мы знаем выдающихся византийских императоров, проводивших самые решительные преобразования Империи иногда вопреки патриархам, но без отмены патриаршества как канонического института. Но в контексте нашего исследования будет важным обратить внимание на то, что основной побудительной причиной к синодальной реформе была не злая воля Петра Великого, не ненависть его к Русской Церкви (которой не было), а трагизм всей той эпохи, не сумевшей поставить рядом с личностью императора Петра личность патриарха, равного по силе, талантам, обладающего такой же вселенской широтой видения, умеющего отстоять главное, не уходя в мелочную борьбу со второстепенным.

Возьму на себя смелость сказать: к сожалению, рядом с Петром не оказалось патриарха, подобного патриарху Кириллу.

Не только история Русской Церкви, вся история России могла бы пойти иначе. Но, увы, история не знает сослагательного наклонения.

Відео дня

Последнее, что хотелось бы сказать о синодальной реформе. Не соглашаясь с ней, как заменой патриаршества, все же, мы не имеем права называть синодальный строй антиканоничным, как хотят представить некоторые недоброжелатели Русской Церкви, в своих целях пытающиеся обвинить ее в том, что 200 лет существовала она на беззаконных основаниях, что превратилась в простую служанку «царизма», в инструмент обслуживания чисто светских интересов Российской империи. Святейший синод, во власти равнопатриаршей, был признан восточными патриархами как «брат во Христе». Хотя членами Синода император и признавался «крайним судией» (сама формулировка — очень неудачная), это означало, конечно, не догматическую или каноническую власть императора в Церкви, а его главенство во внешних административных вопросах церковной жизни, что, безусловно, тоже нельзя считать нормальным, но не еретичным (все-таки и святой Константин Великий именовал себя «епископом внешних дел Церкви»). Поэтому положение императора всероссийского в Православной Церкви в синодальный период нельзя уподоблять, например, принципу главенства королевы в англиканской церкви. В ту же синодальную эпоху невозможно себе было представить выполнения Церковью приказа императора венчать лиц «нетрадиционной ориентации». Когда протестантские епископы пытались склонить Петра к протестантизму (во время «Великого посольства»), тот, не задумываясь, отправил их по всем догматическим вопросам вести беседу с православными священниками. Сам император был связан необходимостью соблюдения верности Православной Церкви уже при вступлении на престол. Можно вспомнить исторические примеры, как некоторые обер-прокуроры Святейшего синода пытались проводить реформы в Церкви и сколь плачевно заканчивалось это для их карьеры. Как совершенно справедливо заметил некогда святитель Филарет (Дроздов), «Духовную коллегию, которую у протестанта перенял Петр, Провидение Божие и Церковный Дух обратили в Святейший синод».[1] И благословляла Русская Церковь наших императоров, как некогда и московских великих князей и царей, на их победы, на защиту православной империи, на освобождение православных народов не потому, что была «послушной исполнительницей» их воли, а потому что сама вдохновляла государей бесстрашно нести возложенную на них Богом миссию Катехона.

Можно критиковать Петра и за отношение к монастырским вотчинам и за снятие колоколов для переплава на пушки. Но следует еще раз вспомнить, что шла страшная война как за выживание России, так и за сохранение Церкви Русской. Государство быстро оскудело в средствах, а у монастырей были большие имения по всей России, которые реально помогли отстоять последний земной оплот Православия и превратить его в империю, превзошедшую по мощи Второй Рим. Кстати, вскоре по окончании Северной войны Петр по настоянию Синода вернул распоряжение церковными вотчинами церковной власти. Что же касается снятия колоколов, то опять же надо вспомнить, на сколь низком уровне обстояло в то время в России дело с добычей и выплавкой металлов, и что ждало Русскую Церковь, в том числе и монастыри, в случае победы шведов. Далеко ходить не надо — достаточно взглянуть на разорение святых храмов и резню, устроенную шведами в Малороссии при содействии Мазепы. Приди на Русь шведское владычество, не колокола снимались бы, а колокольни вместе с храмами осквернялись бы и уничтожались. Страшная судьба ожидала нашу Церковь и Родину по замыслу Карла XII: Россию бы лишили независимости, разделили на несколько зависимых от Швеции княжеств, посадив на московский престол поляка. Какая религия стала бы господствующей в таком случае, можно легко увидеть на примере еще недавно изнывавшей под игом унии бесправной православной Украины в составе Польши. Поэтому победа Петра Великого и русской армии под Полтавой стала не только торжеством государственным, но и Торжеством Православия. И не случайно Святая Церковь до сего дня содержит в своих богослужебных книгах «Службу благодарственную Богу в Троице Святой славимому, о великой Богом дарованной победе над шведским королем Каролом ХІІ и воинством его, содеянной под Полтавою, в лето от воплощения Господня 1709-е, месяца июня, в 27-й день».

Не только победа над шведами, но и вся геополитика Петра носит осознание им своей особой миссии, как православного императора, защитника православных христиан. Сам император писал патриарху Адриану из Нидерландов: «Мы... благодатию Божиею и вашими молитвами, при добром состоянии живы, последуя слову Божию, бывшему к праотцу Адаму, трудимся, чиним не от нужды, но доброго ради приобретения морского пути, дабы, искусясь совершенно, могли возратяся против врагов имени Иисуса Христа победителями, а христиан тамо будущих, свободителями благодатию его быть».[2] И компании Петра против Турции, и победы над Персией стали важнейшими шагами на пути к грядущему освобождению православных восточных народов из-под мусульманского ига.

Петру I Церковь наша обязана началом систематического духовного образования во всероссийском масштабе. Единственная существовавшая до начала реформ Петра в Великороссии Московская академия, основанная братьями Лихудами, после почти полного упадка при патриархе Адриане, возрождена в силе Петром, вызвавшим для просвещения России духовным образованием ученых из Киевской духовной академии. В 1721 году основывается славная Санкт-Петербургская духовная академия. Духовные школы основаны в Чернигове, Ростове, Тобольске. Важнейшим этапом становления русского духовного образования стало предписание Духовного регламента, изданного при Петре Великом, иметь духовную школу при каждой епархии. Духовное образование и просвещение были особой заботой императора. Он издавал указы, под которыми можно подписаться и сегодня — о запрещении рукоположения лиц, не имеющих духовного образования, об усилении проповедничества, об издании катехизаторских книг.

Православное миссионерство в Русской Православной Церкви приобретает большие масштабы при Петре. В годы его правления резко оживилось дело обращения в православие иноверцев в Казанской епархии, направлена особая духовная миссия в Калмыкию, в Тобольской епархии было крещено до 40 тысяч инородцев и построено для них 37 храмов, православная миссия проникла в Забайкалье и на Камчатку, в миссионерских целях учреждена Иркутская епархия. Начинается при Петре восстановление православной веры и на западе империи. Возрождается Карельская епархия, основываются православные храмы в новоприсоединенных Эстляндии и Лифляндии, включенных Петром в состав великороссийских епархий. До Петра в Западной Европе существовал лишь один русский православный храм — в Стокгольме. С началом тесных связей с Европой, с установлением постоянных дипломатических миссий в западных странах возникают новые православные храмы в европейских столицах: в 1716 году начались богослужения в храме при русском посольстве в Лондоне, около 1718 года — в Берлине, и в 1720 году — в Париже. Русская Миссия в Китае также обязана своим появлением Петру Великому.

Позволявший себе подчас грубые выходки, оскорблявшие религиозные чувства духовенства и простых русских людей, Петр умел по-настоящему, глубоко каяться — и в этом можно видеть проявление подлинной русскости его характера.

«Греша непристойными забавами, затрагивавшими духовный и царский чины, — рассуждает Н. Д. Тальберг, — царь Петр был верующим и церковным. Он любил петь на клиросе и читать Апостола, в частности в воздвигнутом им Свято-Троицком храме в только что создавшемся С.-Петербурге. В 1693 году он писал царице Наталии Кирилловне: "изволила ты писать, что передала меня в паству Матери Божией. И такова пастыря имеючи, почто печаловать? Тоя бо молитвами и предстательством не точию я один, но и мир весь сохраняет Господь". Читал он в Великую Субботу паремии в Соловецком монастыре. Духовником его некоторое время был подвижник, прозорливец иеромонах Иов, основатель Голгофо-Распятского скита в Соловецкой обители. В последней иконостас в Свято-Преображенском храме воздвигнут был по его повелению в 1697 году. По его же распоряжению при нем построена была в 1702 году церковь на Заячьем острове в Соловецком монастыре. В 1694 году царь был застигнут сильной бурей в Белом море и молился о спасении. Судно его добралось до Унской губы. Там находился Пертоминский монастырь, возникший на месте погребения праведных иноков соловецких, Вассиана и Ионы, утонувших вблизи в 1561 или 1566 году. Они чудесно помогали обращавшимся к их предстательству. Петр и свое спасение объяснил тем же. Он просил архиепископа Холмогорского Афанасия об обретении их мощей, что и было исполнено. Установлено было им местное празднование. Им возобновлен был Новгородский Перекомский монастырь. Валаамская обитель после разорения ее шведами 100 лет пребывала в запустении, восстановлена была царем. Новую столицу свою он отдал под небесное покровительство преподобного Исаакия Далматского, в день памяти которого родился. Им перенесены были в Санкт-Петербург из Владимира мощи благоверного великого князя Александра Невского. "А икона Успения?" — с волнением спросил он, получив известие о сильном пожаре в Киево-Печерской лавре. "Ну, так Лавра цела", — с радостью воскликнул царь, узнав, что святыня уцелела. Находившийся в часовне в Петербурге чудотворный образ Спасителя брался всегда Петром с собою в походы. Проникнуты религиозностью его приказы до и после Полтавской битвы. Им была пожертвована рака к мощам преподобного Ефрема Новоторжского. В Усть-Желтиковом монастыре, где одно время пребывал в заключении царевич Алексей Петрович, строго покаравший его отец построил потом церковь во имя Святителя Алексия. Церковь Сампсоньевская и Пантелеймоновская в Санкт-Петербурге были воздвигнуты Петром в память победы под Полтавой и при Гангуте. Петропавловский собор в столице основан в день рождения Петра. В Воронеже в Успенском соборе, в котором царь пел на клиросе, хранится крест и Евангелие, им подаренные. Наказал он дубинкой посланного им учиться за границей В.Н.Татищева, будущего историка, по возвращении вздумавшего вольнодумничать. После наставления, ударив его дубинкой, Петр сказал: "Не соблазняй верующих честных душ; не заводи вольнодумства, пагубного благоустройству; — не на тот конец старался я тебя выучить, чтобы ты был врагом общества и Церкви"».[3]

Весьма примечателен тот факт, что Петр умел выявлять людей не только ученых, но и святых. Среди иерархов, с которыми Петр имел хорошие отношения, были святители Митрофан Воронежский, Димитрий Ростовский, Иоанн Тобольский, Иннокентий Иркутский. Последние три были выдвинуты на видное место в российской иерархии самим Петром.

Большинство исследователей отмечает глубоко христианский характер кончины Петра Великого. Сама смертная болезнь его произошла по причине того, что император самоотверженно бросился в ледяную воду спасать тонущих матросов, положив душу свою за други своя. Умирает Петр в окружении архиереев, причастившись Святых Христовых Таин. На вопрос о желании приобщиться великий император отвечает: «Только о сем и помышляю». Перед кончиной издает указ о помиловании каторжников и осужденных, кроме убийц и изменников. «Легко указывать на темные штрихи характера Петра и на тягостные проявления его нрава, — пишет архим. Константин (Зайцев), — то срывы, не заслуживающие, конечно, оправдания, но объяснение известное находящие в страшном опыте его отрочества. Судить по этим срывам Петра, значит вершить суд над ним пристрастный. Пусть у него были уклоны в протестантизм; пусть на его совести лежат кощунства: он не был ни протестантом, ни безбожником. Сыном Церкви был он и им остался, кончив жизнь примиренный — верим в то! — с Богом».[4]

Святой Иоанн Кронштадсткий, упоминая Петра Великого в числе «благочестивых и православных всероссийских самодержцев», называет его «славой Петрограда». Священномученик Иоанн Восторгов, именуя Петра «Великим»,[5]  признает необходимость его преобразований: «Когда же история поставила нас в необходимость принять и новое, возникшее на Западе просвещение, опять и оно долго и исключительно держалось в церковных училищах, и служители Церкви Православной из западной Руси призваны были преобразователем России императором Петром к себе в непосредственные помощники».[6] Положителен образ Петра Великого и в богослужебных текстах нашей Церкви (службы на полтавскую викторию и перенесение мощей благоверного князя Александра Невского). Церковь Христова простила Петру его увлечения и ошибки, вычленив главный лейтмотив его жизни, о котором сам Петр восклицал: «О Петре же ведайте, что ему своя жизнь не дорога — была бы жива Россия»!

И сегодня, в канун 300-летнего торжества бессмертной Полтавской Победы, да поступим мы по завету святителя Митрофана Воронежского, явившегося спустя два столетия по своем преставлении благочестивому христианину со словами: «Если хочешь быть мне угодным, молись о упокоении души императора Петра Великого».[7]

Протоиерей Андрей НОВИКОВ