«Нескучный сад»
14 июня – прославление праведного Иоанна Кронштадтского
Год назад в церковном календаре появился новый день памяти — святого праведного Иоанна Кронштадтского. Едва ли найдется святой, личность которого вызывала бы столько споров и самых разнообразных обвинений — например, в нарушении церковного устава. Некоторые даже говорили о «тихой революции», которую произвел Иоанн Кронштадтский в богослужебной практике. Но ни о какой революции он и не помышлял — просто служил так, как подсказывало ему сердце, горящее любовью и освященное благодатью.
«Я весь – Владыки, не свой»
Он как будто с самого начала был отмечен особой божественной печатью. Родился (в октябре 1829 года) слабым и тщедушным, родители думали, что не выживет, но — выжил. В десятилетнем возрасте поступил в церковно-приходское училище, но учеба никак не давалась. Переживал, что зря проедает родительский хлеб, думал, что не справится, но — справился и после упорных ночных молитв стал одним из лучших учеников. После училища поступил в духовную семинарию, окончил ее также с блестящим результатом и получил возможность продолжить учебу в Санкт-Петербургской духовной академии.
В 26 лет Иоанн Сергиев был рукоположен в сан иерея. С этого момента он начинает вести дневник. По нему-то мы и имеем возможность судить о том, что наполняло жизнь святого. «Хочу весь быть орудием Бога моего, как пророки и апостолы: хочу быть Храмом Божиим, хочу, чтобы сердце мое было престолом Божиим, чтоб слово мое было слово Бога, во мне живущего, чтоб руки мои делали только угодное Владыке. Достойно и праведно: я весь— Владыки, не свой; да действует же Он через всего меня», — пишет о. Иоанн в начале 1860-х годов. Сила его любви к Богу столь сильна, что все прочие привязанности меркнут на ее фоне.
Он ищет свой личный аскетический путь, внимательно изучает святых отцов — Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, Григория Нисского. Идеалом для него являются отцы-пустынники и монахи-отшельники. Он восхищается странниками, а крайнюю форму умерщвления плоти, например, ношение вериг считает наиболее подходящей для стяжания святости.
«Дерзновение – великий дар Божий»
«Господи, дай мне опочить на лоне любви Твоей… Ах, я знаю ответно, Боже мой, Отче мой, как сладко быть в любви у Тебя… Твоя любовь успокоительна, мирна, полна неизъяснимой радости возвышенной и святой… Без Тебя мне тяжело и грустно, душа в беспокойстве и смущении… Я остаюсь как бы один — без Тебя, и будто вне Твоего творения, покинутый, жалкий, отчаянный. Но когда я почиваю на лоне Твоей Божественной любви, тогда и Ты со мною, а вместе с Тобою — Творцом всего — и все со мною». С такими признаниями обращается о. Иоанн к Господу. Люди проявляют любовь по-разному. Горячее чувство Иоанна Кронштадтского к Богу нашло свой собственный, неповторимый способ выражения. Оно придало ему смелость выйти за рамки привычного и устоявшегося в пастырской практике. «Дерзновение — великий дар Божий и великое сокровище души!» — писал о. Иоанн. Ощущение живого диалога с Господом вселило в него дерзновение, поражавшее сослуживших ему клириков и прихожан. Он вставлял в богослужебные тексты собственные фразы и даже целые молитвы, плакал, восклицал. Часто, поворачиваясь лицом к молящимся во время Евхаристического канона, окидывал их взглядом, и каждый чувствовал, что призывы «Горе имеем сердца», «Благодарим Господа» обращены именно к нему. На такой службе невозможно было присутствовать безучастно. «Слова выговаривал он резко, отрывисто, точно убеждал, точно приказывал, или вернее — настаивал на своей просьбе. «Держава моя! Свет ты мой!» — восклицал он, поднимая руки со слезами в голосе, и вдруг, мерцая драгоценной митрою, падал ниц», — вспоминал поэт-публицист Константин Фофанов, оказавшийся однажды в алтаре во время богослужения.
Отец Иоанн был убежден, что познать Бога можно только через таинства, и непрестанно призывал прихожан причащаться как можно чаще. В то время причастие один-два раза в год считалось чуть ли не нормой, что глубоко огорчало пастыря. «Как бедно вы причащаетесь, — восклицал он на страницах дневника, — а как необходимо причащаться чаще! Ведь душа ваша томится духовным гладом и жаждой». Он не уставал напоминать в проповедях о том, что духовное здоровье неразрывно связано с участием в таинствах, иногда позволял женщинам во время нечистоты подходить к Чаше, а прихожан, которых хорошо знал, мог допустить до причастия почти совсем без подготовки, — он все делал для того, чтобы причастие стало для мирян более доступным.
«Кайтесь!»
«Боже мой, как трудно надлежащим образом исповедовать! — восклицает о. Иоанн в дневнике. — Сколько от врага препятствий! Как тяжко согрешаешь пред Богом, исповедуя не надлежащим образом!» Он был убежден, что истинное покаяние — плод совместного творчества священника и прихожанина, и в начале своего служения старался исповедовать каждого как можно дольше. Один из прихожан вспоминал, что иногда о. Иоанн «проводил с человеком часы и, откладывая отпущение грехов, заставлял снова и снова произносить покаяние». Когда же очереди на исповедь к знаменитому батюшке начали исчисляться тысячами, он с ведома и разрешения священноначалия ввел в церковную практику беспрецедентное новшество — общую исповедь. Теперь таинство представляло собой не беседу с глазу на глаз, а публичное покаяние.
Консистория новшества не одобряла, полагая, что освобождение от необходимости признаться в своих поступках наедине со священником снимает с человека часть личной ответственности, расхолаживает и расслабляет. Тем не менее вопрос о допустимости такой практики о. Иоанном не возникал. Да и была ли это общая исповедь в привычном смысле слова? Таинство покаяния у него проходило так: святой, произнеся молитву, говорил: «Кайтесь!» — и уходил в алтарь. Люди же начинали произносить свои грехи вслух. Бывало, что отец Иоанн, выйдя из алтаря и указывая пальцем, говорил: «Вон там не каются», хотя в гуле голосов невозможно было расслышать, что происходит в дальнем углу храма.
Удивительно, что и при общении с многотысячной толпой эффект тесного взаимодействия священника и кающегося не исчезал. Отец Иоанн начинал проповедь перед исповедью словами: «Мужчины и женщины, грешники, которые, как я…» По мере того как люди слушали его вдохновенную речь, накал их чувств возрастал. Очевидец писал: «Он закрыл свое лицо руками, но из-под них капали на холодный пол крупные слезы… А эти овцы заблудшие, грешные, увидя слезы на лице своего любимого пастыря и поняв состояние его души в настоящие минуты, устыдились еще больше самих себя и разразились еще большими рыданиями… и чистая река покаяния потекла к престолу Божию…» Это было именно исповедание грехов, а не религиозный экстаз. Об этом говорили все без исключения очевидцы, как христиане, так иноверцы или неверующие. Святитель Феофан Затворник в письме к одному из своих чад приводит в пример общую исповедь отца Иоанна как образец искреннего покаяния.
«Недоступно как пример для подражания»
Как ни странно, никакой революции своими инновациями о. Иоанн не совершил. Кто бы из священников ни пытался ему подражать, это всегда выходило фальшиво и наигранно. Очевидно, секрет крылся в самом факте подражания. То, что для пастыря было органичным и естественным, то, что рождалось по Божественному вдохновению, никак не могло быть растиражировано и воспроизведено даже в среде самых преданных почитателей его авторитета.
Правила Церкви оставались незыблемыми. Общая исповедь по-прежнему не одобрялась Церковью. В 1929 году протоиерей Валентин Свенцицкий даже выступил с циклом лекций о вреде такой формы совершения таинства. Он утверждал, что подобная практика абсолютно противоречит православным канонам и должна быть исключена. «Отец Иоанн… мог видеть грех на душе у человека; он знал о нем, даже если не расспрашивал…, — говорил на лекции о. Валентин. — Общая исповедь отца Иоанна Кронштадтского была уникальным, невиданным явлением. Это по существу недоступно для нас как пример для подражания».
Привычки мирян также мало изменились. После смерти святого большинство вновь вернулось к обычаю причащаться только постом. Масштабной революции не произошло. Тем не менее именно о. Иоанну мы обязаны современной практикой частого причащения. Его инициативы положили начало литургическому возрождению в России. И когда после смерти святого в декабре 1908 года началась работа по осмыслению его духовного опыта, церковные иерархи пришли к единодушному выводу: отец Иоанн продемонстрировал «единственный путь служения обществу и людям — не через внешние изменения, а через духовное возрождение каждого человека».
Евгения ВЛАСОВА, Серафим ОРЕХАНОВ